Ярмарка. Ассоциаций с этим словом множество. Сто лет назад - петушки на палочке, развеселые цыгане с непременным медведем и бесконечные лотки со снедью, матрешками, лаптями, крынками. Полсотни лет долой - это ВДНХ, бравые колхозницы с одноименными дынями, небывалый урожай кукурузы и все те же ряды, где среди даров природы те же матрешки и самовары. Теперь же ярмарки - в лучшем случае наполовину из китайских сувениров, турецкой бижутерии и индийских шалей, среди которых теряются немногочисленные лотки настоящих ремесленников. В чем причина такой непопулярности народного промысла? За ответом на этот вопрос мы отправились в подмосковную усадьбу Архангельское, где среди прочих увеселительных мероприятий шумного празднования конца лета числилась и ярмарка художественных ремесел с проведением открытых уроков и мастер-классов.
Вообще народный промысел сразу бросается в глаза. У каждого свой канон, свои цвета: бело-голубые сугробы гжельского фарфора, черные в цветочек жостовские подносы, красно-золотые спелые ягодки хохломских ложек. И среди многочисленных авторских браслетиков и картин их можно заметить издали. Так, в аллеях Архангельского нам сразу бросился в глаза низкий столик, заставленный яркой красно-черной посудой, за которым женщина в народном сарафане увлеченно покрывала мелким затейливым узором очередную фигурку.
ХОРОШАЯ НАСЛЕДСТВЕННОСТЬ
Подходим, знакомимся. Оказывается перед нами член творческого объединения красногорских художников “ЛИК”, мастер по мезенской росписи.
- Я росписью занимаюсь практически с самого рождения, - рассказывает нам Любовь Сергеевна Совкова. - У меня отец сам с Севера, он меня начал учить, теперь я учу своих детей. У меня из четырех дочерей три тоже занимаются росписью.
Изначально, как рассказывает Любовь Сергеевна, этой росписью покрывалась домашняя утварь, чтоб оберегать ее и хозяев от злых духов. И каждый элемент имел определенное значение. Современные художники делают скорее сувенирную продукцию. Стилизованные обереги - все, на что способна их фантазия.
- У меня часто как бывает? Покупаю заготовки для одного животного, а выходит другое. Вот - из яйца с зубочистками вышел ежик, тут у льва хвост от лошадки, - смеется, демонстрируя нам свои произведения, Любовь Сергеевна.
ВЕЩЬ КРАСНА, ДА ЦЕНА СТРАШНА?
Пока мы беседуем, к ее лотку часто подходят, но обычно, услышав цену, идут дальше, хотя стоимость брелка или маленькой игрушки не так уж велика - около 200 - 300 рублей.
- Да, всем кажется, что это просто и должно копейки стоить, - поясняет, видя мое удивление, мастерица. - Прожить на нашу выручку нереально, хоть изделия и пользуются спросом. Во-первых, на материалы денег много уходит. Заготовки сами по себе недорогие, но краску я использую дорогую, натуральную. Во-вторых, времени много уходит, ведь тут все по слоям: сначала болванку подготовить надо, потом загрунтовать ее золотом, затем красная разбивка и, наконец, черный узор. За неделю делаю три - четыре крупных предмета и немного мелочи. Это на пять - семь тысяч рублей от силы получается. Вычесть расходы на материал, и остается всего ничего. Иногда, конечно, с большими заказами обращаются. У меня одна фирма московская уже несколько лет заказывает всевозможные подарки и корпоративные сувениры. Но есть и плюсы: несмотря на то, что после кризиса цены у нас подросли, спрос остался, как был, потому что больше пойти за такими вещами некуда. Так что вроде все при своих.
Сейчас еще, по просьбе родителей, Любовь Сергеевна ведет занятия с детьми в школе - нечто среднее между ИЗО и трудом. Дети, по ее словам, вообще к такой простой народной росписи тянутся сильнее. Она для них ближе и понятнее, чем рисование пейзажей и натюрмортов. И родители это видят. - Тут двойная выгода у меня выходит. И любимому делу служу, и денег побольше получается. К тому же мы с ними проходим все виды росписи, но акцентируемся именно на северных. Я сама, в принципе, могу повторить вообще любой стиль, но душа лежит именно к северным росписям. Они у меня выходят ярче, живее других. Тем более что эти виды были незаслуженно забыты и теперь даже мало кто знает об их существовании, - гордо завершает она свой рассказ.
ПОЧТИ ЧТО ПАПА КАРЛО
Заряженные ее оптимизмом, мы идем дальше продолжать свои поиски. Вскоре на одной из боковых аллей нам попадаются роскошное деревянное кресло и резная черепашка, мимо которых невозможно пройти. Их автор - Василий Иванович Алексеев - резчик по дереву. С одной стороны, его творчество не подходит ни под одно описание классических народных ремесел, а с другой стороны, ведь всегда же были кустари-мастера, чьи работы не были похожи ни на что в мире.
- Я стараюсь делать то, что не делает больше никто, потому что повторять чьи-то поделки у меня душа не лежит. В каждое мое изделие вложена душа. Мне идеи сами приходят в голову, даже среди ночи, а потом я уже стружка за стружкой вдыхаю в них жизнь. А иногда наоборот, беру в руки брусочек, кручу, верчу, и становится видно, какой клад спрятан внутри, - рассказывает Алексеев.
Авторская “фишка” Василия Ивановича - грибочки: опята, лисички или даже поганки, которыми порой густо “порастают” его изделия. Они на первый взгляд до того похожи на настоящие, что так и тянет нагнуться и потрогать, понять, что они делают на ножке столика или крышке часов. Такая резьба - занятие сложное, трудоемкое. На ажурный причудливый столик уходит иногда пара недель, а то и больше. Плюс ко всему пыль деревянная летит, лаки, краски всякие используются. Но на здоровье, по словам Алексеева, его профессия влияет только в лучшую сторону. И дело тут не только в том, что любимое дело не в тягость, а еще и в целебных свойствах самого можжевельника, который в двадцать раз сильнее чеснока по своим антибактериальным свойствам.
- И еще много чего, - загадочно улыбаясь, хмыкает в усы Василий Иванович. - Вон у меня соседи по цеху, армяне, эксперимент ставили. Кору с можжевельника обдирали, заваривали ее и дедка своего, пожилого, отпаивали. Так он теперь все время только на шуры-муры амурного характера и тратит. А я этим духом целыми днями дышу, так что можете поверить, здоров, как бык.
СТОЛИК, СТОИМОСТЬЮ ПОД СТОЛЬНИК
Василий Иванович - пенсионер, бывший военнослужащий. Но даже при условии, что пенсия у него “полуторная”, выжить на эти 5400 нереально. Так что его, как он говорит, кормят его же творения.
- Много ли, мало ли я получаю, здесь сказать трудно. С голоду я до сих пор не умер, но и очередь за моими работами не стоит. Могу за два - три месяца вообще ничего не продать, а потом - раз - и хватит на все. И за аренду помещения рассчитаться, и за свет, и коллегам по цеху за работу выдать. (Вместе с Василием Ивановичем резьбой по можжевельнику занимаются еще несколько человек.) Я и сюда приезжаю не для того, чтобы продать что-то, а для того, что бы людям показать немного красоты. Здесь и люди ходят другие. Пусть они и не купят, но я ведь вижу, что многие подходят, радуются, и мне самому хорошо. Я разрешаю на кресле посидеть, потрогать фигурки животных. У меня на выставке одна женщина увидела черепашку деревянную, так схватила ее в охапку и говорит - “не отдам”. Так за деньгами в обнимку с этой черепашкой и ходила. Разве это не счастье, когда твое искусство так принимают! У меня даже мечта есть, если кто-то закажет, целую комнату из дерева вырезать по моему проекту. Панели на стены, столы, стулья, кресла, рамы для зеркал, часы.
АВТОРСКОЕ ХИТРОСПЛЕТЕНИЕ
К последнему в нашей коллекции мастеру удалось подойти только после того, как разошлись все желающие поближе разглядеть и своими руками попробовать создать хоть кусочек невесомой паутинки - коклюшечного кружева.
- Первые уроки плетения мне давала пожилая женщина, когда мне было около десяти лет, - вспоминает Валерия Андреевна Лошакова, в прошлом агроном, кандидат биологических наук, а теперь библиотекарь в медучилище, которая свое занятие классифицирует именно как хобби. - Я увидела ее работу, загорелась сама и напросилась к ней учиться. Она учила меня делать традиционное мерное кружево с простейшим рисунком. Им тогда отделывались подзоры, наволочки и всякий бытовой текстиль. По деревням жило множество мастериц, которые плели кружево и продавали его приезжавшим скупщицам.
Какой же это теперь промысел, рассуждает она, когда прожить на это нельзя. Ведь несмотря на то, что плести кружево - труд неимоверный, деньги за него получить еще тяжелее. Современные машинные кружева ничуть не уступают по красоте и сложности ручным, а желающих платить по несколько тысяч рублей за полметра ручного изделия находится все меньше.
- На один воротничок уходит по две недели, а на большой шарф или шаль вообще - по полгода, а за это время надо что-то есть, как минимум. Вообще, если вспомнить, то профессия кружевницы всегда была тяжелой и плохо оплачиваемой, так что это, можно сказать, уже традиция, - объясняет она. - У меня вот даже раритет есть, - показывает нам висящую на стенде старинную, совсем как на картине Тропинина “Кружевница”, коклюшку Валерия Андреевна. - Мне ее подарила женщина намного старше меня. Когда-то ее мама и бабушка плели кружево на подобных коклюшках. А теперь мы приезжаем сюда, в Архангельское, давать мастер-классы для всех желающих, в знак того, что русское кружевоплетение не умерло. Причем к нам не приходят заранее, просто идут мимо и останавливаются. Чаще всего это девочки от десяти до пятнадцати лет. Так мы человек двадцать за день обучаем основным элементам. Может, потом кто-то из них и продолжит заниматься дальше. Но вообще, при современном ритме жизни, занятости, я считаю, что у подобного рукоделия нет будущего. В Голландии, в Германии это уже умерло, и у нас лет через десять этим искусством будут владеть единицы.
Честно говоря, подводить итоги после этих разговоров тяжело, потому что становится ясно - век промысла ушел, далеко и безвозвратно. Потому что промысел - это производство, кормившее мастера и его семью. Но и к нынешним мастерам приходят ученики, а значит, есть надежда, что и через сто лет кто-то будет тратить крупицы драгоценного времени на то, чтобы вручную сделать то, что не повторит ни одна машина - авторскую работу, в которую вложена частичка души. |
